Фантастику считают третьестепенным жанром – для детей и книжных пьяниц. Но даже у самых искушенных читателей дома найдется полка с книгами, на обложках которых пылающие дюзы и лунные кратеры. Так что такое фантастика – наркотик, умственная гимнастика, генератор идей?
Цирк в провинции
По расхожим представлениям, фантастика – это фанерное рубилово с бластерами и звездолетами, утешение для ботана-подростка, потерявшего карьерную перспективу клерка, пассажиров переполненной подземки. На самом деле фантастическая литература весьма разнообразна, и космическая опера (приключения в межзвездном пространстве) – из самых отсталых ее жанров. Современный автор если и пытается иногда раскочегарить межзвездный пепелац, то разве что из хулиганских или ностальгических побуждений. Как будто исследует чердак в деревенском доме своей бабушки.
Сегодня скакать с лазерным мечом по рукавам Млечного Пути не очень модно, куда круче расшифровывать старинные рукописи и картины (которые чаще всего никто и не зашифровывал). Тем, кому скучны подправленные сюжеты прошлого, могут поискать утешения среди более решительных романов "альтернативной истории". Правда, там жуть, что творится. Американец Филип Дик, чья гениальность граничит с безумием, например, описывает Землю после победы фашистов во Второй мировой войне. (На теоретическую возможность существования такого мира вполне серьезно указывает знаменитый физик-агностик Стивен Хокинг в своей "Краткой истории времени", когда рассказывает о приложении квантового принципа неопределенности к описанию Вселенной в момент Большого взрыва). Но и это еще не предел. В России успехом пользуются произведения так называемого турбореализма, которые пытаются убедить читателей, что мировоззрение – это что-то вроде набора для оригами. Главный корифей такого рода произведений Виктор Пелевин на чистом глазу (правда, в реале – не снимая черных очков) заявляет, что мир не что иное, как компьютерная игра или галлюцинации жука-богомола.
"Сейчас фантастика – это в основном литература "нью-эйдж": колдовство, параллельные миры, сомнительные религии, – говорит протоиерей Георгий Белодуров, физик-теоретик по первому образованию, писатель-фантаст (псевдоним Георгий Летицкий). – Если мы в Церкви говорим, что наш мир создан Богом, то это выход в какой-то другой мир, который живет не по Божиим законам, а скорее по законам магии. Вещь достаточно подозрительная для верующего человека". В начале 60-х в ответ на заявление, что 90 процентов фантастики – полная чушь, американский фантаст Старджон запальчиво заявил: "Девяносто процентов чего угодно – полная чушь".
Обида за профессию понятна, но, действительно, над фантастикой тяготеет что-то вроде родового проклятия. Процент макулатуры в ней зашкаливает – ажиотажный спрос, на взгляд издателей, искупает все изъяны. Более того, именно из этой пачки макулатуры родились масштабные кинопроекты. Блокбастеры вроде "Бэтмана", "Человека-паука", "Терминатора" и т. д. заменили для американцев былые бродячие цирки, любимое развлечение провинциальных фермеров. Главная цель этих киношоу – поразить зеваку-деревенщину. Смысла особого нет, кроме ненадоедающей новости: погнали наши городских. Можете, не давясь, жевать кукурузу, за вас стеной – герои-акробаты в обтягивающей одежде и в сапогах для верховой езды!
И все-таки, несмотря на, казалось бы, откровенную третьесортность фантастики, у нее немало сторонников и среди православных людей. "В лучших своих образцах фантастика чаще задается этическими и мировоззренческими вопросами, нежели даже литература критического реализма", – утверждает писатель-фантаст, редактор раздела "Пространство культуры" православного журнала "Фома" Виталий Каплан. "Фантастика фантастике рознь, – говорит отец Георгий Белодуров. – Отдельные фантастические произведения могут быть приравнены к классике. Это касается не только таких старых авторов, как Герберт Уэллс или Толкиен, но и Стругацких, Клиффорда Саймака, Филипа Дика... Фантастические ситуации в их книгах выводят на первый план то, что скрыто за мирской суетой, проявляют более выпукло те или иные социальные или моральные проблемы. То, что незаметно в реальном мире, показывают из мира воображаемого". Насколько обоснована подобная точка зрения?
Термоядерная сказка
С 60-х годов от Земли приличные фантасты стараются далеко не отрываться. И показывать самых обыкновенных людей – правда, в запредельных обстоятельствах. Вековое развитие этого жанра – после Жюль Верна и Уэллса – показало, что эта литература удивительна не столько своими догадками о будущем, сколько своей способностью извлекать мораль из настоящего. Скажем, если реалист, бичуя современные пороки, может только невнятно обещать будущие кары, то фантаст имеет возможность явить эти кары во всей красе. Есть у фантастов и позитивные догадки.
Жюль Верн описывал технические детали перелета на воздушном шаре через Африку или кругосветного странствия под водой тогда, когда это казалось столь же невозможным, как сейчас путешествие во времени. Книги с аляповатыми обложками предсказали интернет, сканер, мобильники, ветровые ловушки, собирающие в пустыне влагу из воздуха, дислексию, вызванную злоупотреблением виртуальной реальностью, выход отсталого Китая в пятерку ведущих экономик мира, дистанционный хирургический манипулятор и т. д. И уже несколько десятилетий фантасты снабжают своих героев устройствами, которые становятся реальностью только сейчас, вроде управления компьютером с помощью век или электронной эластичной бумаги. Немало в фантастике и еще нереализованных заготовок.
Так, один из героев знаменитой робинзонады Жюля Верна "Таинственный остров" предлагал такое решение энергетической проблемы будущего: "...Наступит день, и вода заменит топливо; водород и кислород, из которых она состоит, будут применяться раздельно". До сих пор подобные идеи остаются неосуществленными в промышленных масштабах.
И даже соавтор Мира Полудня, одной из самых убедительных эпопей о будущем, знаменитый фантаст Борис Стругацкий предупреждает о топливно-энергетическом кризисе, который ожидает Землю в середине этого века. Отвечая "НС", он сказал: "Это – вопрос номер один! Может быть, наука и не найдет выход. В конце шестидесятых все были абсолютно уверены, что термояд (получение энергии в результате контролируемой термоядерной реакции. – А. К.) будет запущен вот-вот. Но десятилетия прошли, а сколько-нибудь существенных сдвигов все не видно".
Как же достигаются такие прогнозы? Жюль Верн, прежде чем совершить очередной прорыв, тщательно изучал технические журналы и даже посещал заводы, чтобы понять возможности той или иной технологии. Среди современных авторов жанра "твердой" (то есть основанной на фундаментальном академическом знании) научной фантастики – немало действующих ученых самых разных специальностей. Американцы Айзек Азимов и Роберт Хайнлайн были по образованию химиками. Один из самых популярных сейчас авторов в жанре приключенческой фантастики Вернор Виндж по основной профессии – математик. (Помимо увлекательной беллетристики он пишет научно-популярную публицистику, в которой, например, обоснованно предсказывает, что не позже 2030 года будет создан суперкомпьютер, превосходящий человеческий мозг в способности самостоятельно мыслить и развиваться. Перспектива нерадостная, учитывая то, что уже сейчас любой утюг последней марки приспособлен звонить, записывать видео и торговать на бирже лучше, чем гладить брюки. А сантехник каждого последующего поколения все меньше способен обходиться без утюга последней марки.)
Так что у многих фантастических идей порой вполне рационалистическая подкладка. Но можно ли утверждать, что именно фантасты вырабатывают реальность, в которой приходится жить следующим поколениям? "Нет. Создать реальную утопию без привлечения "бога из машины" никому из фантастов не удалось, но предсказания фантастов крайне редко воплощаются в жизнь", – вопреки сказанному выше писатель-фантаст Сергей Лукьяненко настроен пессимистично. Технические идеи нужны фантастике не сами по себе, а как пружина, ускоряющая сюжет. Благоденствие придуманного общества может быть обеспечено какими-нибудь "вечными аккумуляторами" с необъясненным принципом работы или социальным новшеством, проверить которое на практике вряд ли кто рискнет. Несмотря на множество маленьких попаданий, фантастика всегда только эскиз реальности. Что-то вроде сказки. А для сказки не важно, волшебная она или техногенная, важно – добрая или злая.
Огонь против Книги
"У киевских писателей-супругов Марины и Сергея Дяченко есть роман "Шрам", действие которого происходит в условно-средневековом мире, – приводит Виталий Каплан пример серьезной этической проблемы в фантастическом произведении. – Главный герой, молодой аристократ, за свою подлость и жестокость наказан "заклятием трусости" – в результате, во-первых, ему приходится пересмотреть свое отношение к людям, а во-вторых, как тем, кому он причинил несчастье, относиться теперь к нему – жалкому, беспомощному, страдающему? Прощать или не прощать? Удовлетвориться справедливым возмездием или встать выше справедливости и простить грешника? Выбор отнюдь не очевиден. Удивительным образом этот роман, написанный совершенно нецерковными авторами, говорит о милосердии больше, чем иные назидательные трактаты".
У Филипа Дика в одном из рассказов могущественные инопланетяне-лилипуты отказываются от плана захвата Земли, потому что земной мальчик, ставший свидетелем их посадки, проявил к ним сострадание. Главный герой романа Брэдбери "451 градус по Фаренгейту" выступает против государства, сжигающего книги, и выучивает наизусть Экклезиаст и Откровение Иоанна Богослова, чтобы сохранить их в памяти для будущих поколений. Или возьмем придуманное Средиземье Толкиена. Физические законы там авторской волей иногда могут быть отменены, но тем ощутимее действие твердых этических законов. Автор вырывает своих героев из моральной спячки и организует злоключения, чтобы стало очевидно, по какую сторону от границы между добром и злом находится каждый из них.
"Большой автор умеет не разжевывать все до азбучных истин, но оставляет место для работы человеческой души, только указывая ориентиры, – говорит о. Георгий Белодуров. – Эта духовная работа часто полезна, даже когда мы читаем автора не вполне воцерковленного. Можно, и не пересказывая Закон Божий, подводить человеческую совесть к фундаментальным вопросам".
Синдром Стругацких
Фантасты Аркадий и Борис Стругацкие (до определенного момента вполне советские писатели) всегда были интересны скорее постановкой проблемы, чем своими ответами. Они достаточно подробно описали мир коммунистического будущего, заселенного творческими работниками – типичными шестидесятниками с характерным юмором и отвагой исследователей. Чтобы идиллия не выглядела неправдоподобной, Стругацкие стали честно искать, какие в идеальном обществе могут быть трагедии и проблемы. И нашли.
"Как вести себя с теми, кто, как тебе кажется, стоит на более низком цивилизационном уровне? Можно ли со своей развитой культурой прийти в какую-нибудь "банановую республику", царьков поскидывать, установить демократию, учредить основные направления науки? Возьмем поставленную Стругацкими проблему "прогрессоров". Прогрессоры где-то незаметно помогают ученым, где-то в открытую борются с тиранией. Но разве оправдано насилие ради цивилизационного роста? Совсем не оправдано. Деликатность, с какой человек должен относиться к тому, кто кажется ему менее развитым, деликатность, с какой старшие должны воспитывать младших, – это глубоко этическая, имеющая религиозный смысл проблема. Потому что главным "прогрессором" нашего мира является Господь Бог. Он бесконечно выше нас. Но, сотворив мир, Он не отстранился от него. Он вмешивается и помогает нам, когда мы приближаемся к пропасти. Он спасает в последний момент – и отдельного человека, и целые народы. Спасает так, будто это происходит естественно", – говорит о. Георгий Белодуров.
Стругацкие не раз описывали, как замысел той или иной книги менялся у них по ходу работы до неузнаваемости. Роман "Обитаемый остров" задумывался как демонстрация легкого писательского дара – веселые приключения комсомольца ХХ II века на отсталой планете Саракш. Но на выходе стала получаться трагической красоты антиутопия: бесцветный город, башни, чье излучение держит под контролем сознание жителей, психически изувеченные люди – парадоксальным образом больше похожие на обычных людей, чем на героев космической авантюры. И герой, совершающий одну ошибку за другой. Словом, не боевик, а скорее притча о лжеспасителе, растерянном победителе в парализованной стране.
Свет в конце Вселенной?
"В богословии есть направления, связанные с предсказанием разных грозных событий вплоть до конца света, – говорит о. Георгий Белодуров. – Фантаст может использовать эти предсказания в произведении, которое может быть и глубоко нравственным, и в то же время удобным для современного читателя. Для этого необходимы прежде всего интеллект и внутренняя честность. Затрагивать религиозные вопросы нужно очень осторожно, чтобы своевольная трактовка не привела бы к оскорбительному для верующих людей содержанию. Многие читатели не знают, где правда, где ложь, они воспринимают вымыслы научной фантастики как выводы, основанные на научном знании, а потом распространяют суждения, не выдерживающие никакой критики".
Когда-то атеисты Стругацкие открыли, в чем нестабильность идеального общества будущего. Из-за того, что Вселенной очень много лет, в ней обязательно должны существовать цивилизации несопоставимых возрастов и уровней. Человечество обречено на столкновение со Сверхразумом, для которого Земля с ее жителями – все равно что муравейник для выехавшего на пикник обывателя. А запоздавшим цивилизациям не уклониться от надзора уже самого человечества. По Стругацким, и тот, и другой вариант порождают разнообразные конфликты, но итог для людей одинаково безрадостный. Полдень человечества заканчивается тем, что особо продвинутые его представители превращаются в Странников – сверхразумные существа, безразличные к людям. Это стандартный финальный план многих фантастических эпопей (Толкиен – исключение). Святитель Василий Великий, когда призывал читать классиков, напоминал, что и у роз есть шипы. Эти призыв и напоминание актуальны и в отношении к фантастике. С одним уточнением: среди шипов есть и ядовитые. Ведь в фантастике возможно почти все.
Источник: Нескучный сад
