Из царства гармонии в царство Любви

Все, чем мы увлекаемся в юности, как правило, оказывает на нас очень сильное влияние. А музыку в 18 лет любят слушать практически все. В том числе и христиане. Мало кто задумывается, что известные ныне православные священники в молодости тоже испытывали сильное влияние мелодий и исполнителей самых разных направлений. Портал "Religare" попытался выяснить, совместимы ли музыкальные увлечения с христианством и меняется ли восприятие любимой музыки после облачения в иерейский сан.

– Отец Димитрий, Вы увлекались музыкой в молодости?

– Не то слово. У меня ситуация уникальная, потому что я внутри музыки буквально вырос. Каждый вечер, приходя с работы, мой отец садился за фортепиано. Иногда к нему еще приходил кто-то из друзей, и они играли в четыре руки.

– Он был профессиональным пианистом?

Нет, он был самодеятельным композитором. Писал классическую музыку. Была даже такая специальная секция самодеятельных авторов при Союзе композиторов. Поэтому я с раннего детства слушал любимых композиторов отца: Баха, Бетховена, Шуберта, Шопена, Бартока, Стравинского, Рахманинова, Прокофьева, Мусоргского. Я в этом спокойно вырастал.

– Исключительно внутри классической музыки?

– Исключительно! Поэтому все остальное, что именуется музыкой, меня по большому счету никогда и не интересовало. Хотя в школе я, конечно же, краем уха слышал Beatles, Rolling Stones, но это давало очень мало пищи для души.

– То есть повальное увлечение популярной музыкой, типичное для молодежи и подростков, Вас все-таки миновало?

– Ну, да. Хотя я учился в английской школе, и на вечерах мы пели Beatles под гитару. Но я этим никогда не горел. Меня это глубоко не задевало. Мне Игорь Федорович Стравинский все-таки ближе. К эстраде я вообще всегда испытывал устойчивое неприятие из-за ее поэтической и музыкальной тупости. И к так называемой бардовской песне тоже. Их три аккорда – это что, музыка? И поэзия вообще непонятно на кого рассчитана. Это только если хорошо выпить у костра, тогда – нормально. А я у костра не пью, и слушать это не могу.

– Значит, Вы никогда не слушали ни бардов, ни русскоязычный рок, ни советскую эстраду?

– Никогда. Мне это было просто ужасно скучно слушать. Чрезвычайно. Что там искать? В этом смысле я даже не знаю, счастливый я или несчастный, но чувствую себя очень хорошо, потому что классическая музыка гораздо разнообразнее и богаче. А легкие жанры могу иногда послушать только в исполнении хороших вокалистов: таких как Шаляпин, Лемешев, Фигнер. Вот это еще терпимо, но там вокал таков, что он сам по себе – ценность.

– А сейчас Вы слушаете классику так же, как в детстве и молодости?

– Специально – редко. Если по радио в машине на что-то любимое попадаю – это всегда большая радость.

– На концерты ходите?

– Хожу, но, к сожалению, не так часто, как жена и дочка.

– Что-нибудь произвело на Вас особое впечатление за последние годы?

– Надеюсь, произведет впечатление постановка "Жизели" со Светланой Захаровой в Большом театре, которую увижу на днях. Хотя музыка там очень простая. А еще хожу на концерты своего брата – гитариста-импровизатора. Или вот в БЗК выступал Квартет Бородина. Вообще люблю всякую классику, но чаще приходится слушать камерную музыку, потому что мы на приходе сами часто устраиваем концерты. Фортепианные, штук пять в год. Или так: виолончель, две скрипки, флейта, гобой.

– У Вас на приходе есть профессиональные музыканты?

– Да, причем очень высокого уровня. Один из музыкантов квартета Бородина как раз наш прихожанин, помогает устраивать концерты. А так у меня самые разнообразные вкусы: от Шнитке до Вагнера. Очень люблю Стравинского, просто замираю, когда слышу хоть один аккорд из его произведений.

– Музыка родом из детства, оставшаяся важной до сих пор...

– Да. Хотя вот Шнитке мой отец не играл, а мне нравится. Часто ходил на его концерты. Не могу даже сказать, какую классику не люблю.