Музыка свободы во Христе

Все, чем мы увлекаемся в юности, как правило, оказывает на нас очень сильное влияние. А музыку в 18 лет любят слушать практически все. В том числе и христиане. Мало кто задумывается, что известные ныне православные священники в молодости тоже испытывали сильное влияние мелодий и исполнителей самых разных направлений. Портал "Religare" попытался выяснить, совместимы ли музыкальные увлечения с христианством и меняется ли восприятие любимой музыки после облачения в иерейский сан.

– Отец Сергий, рок-музыка, которую Вы слушали в юности, повлияла на Вас как на священника?

– Конечно. Я слушал классический западный рок, который в советские времена не приветствовался, поскольку выступал против коммунистического общества, против тоталитаризма, бездушия, безбожия, инфантилизма. Но ведь любое отрицание предполагает поиск чего-то положительного, каких-то морально-нравственных критериев. Так я в конце концов и пришел к Православию.

– Какие любимые группы заставили Вас об этом задуматься? Объясните, пожалуйста, на конкретных примерах.

– Например, группа Pink Floyd. Я долго находился под обаянием красоты этой музыки, ее электрической палитры. Почти любая симфоническая классика показывает нам только этот мир – с его страстями, историческими катаклизмами, а Pink Floyd ясно давали понять, что существует другой мир. Не искусственный мир наркотических грез, а именно настоящий, но другой. Я искал его. И тот же самый порыв потом заставил меня читать Евангелие и религиозных философов. Музыка Pink Floyd помогала это понять. Еще я очень любил и люблю группу Slade. Это классический хард-рок, но очень лиричный. Их мелодии задевают глубины души и рождают достаточно тонкие чувства... Но главное не в этом.

– А в чем?

– В том, что рок-музыка сделала меня свободным. Выбирая в то время между Богом и свободой, я бы, вероятно, выбрал свободу – но решающую роль сыграло то обстоятельство, что вне Бога подлинной свободы нет. Где Бог, там и свобода. Свобода и жизнь в Боге для меня одно и то же. В 18 лет я это понял, вот и пришел к религии. А в 19 уже служил в храме, мне хотелось быть как можно ближе к тому, что я все время искал.

– На Западе рок-музыка возникла как протест против меркантилизма, у нас – тоталитаризм... Значит, рок там и здесь должен был быть разным, верно?

– На самом деле, и там и здесь корни у рок-музыки были одни и те же. Но разница возникает в плане отношения к религии. Ведь наша православная цивилизация, наша культура, весь наш менталитет таковы, что религия нас ко многому обязывает. А на Западе эта традиция утеряна. Вначале католичество явилось, потом протестантизм, разные направления которого стали между собой драться и все больше дробиться. В целом это закончилось повсеместным утверждением протестантской морали, которая ничего общего не имеет с Христианством в его изначальном смысле. Вот поэтому их рок-музыканты бунтовали против всего на свете, в том числе и против тамошней безблагодатной церкви. Наши рокеры, когда они появились, против Церкви не бунтовали. Сейчас стали появляться какие-то молодые недоумки, но мне кажется, их бунт – от молодости и неопытности.... Это все же не бунт против Церкви, просто они пытаются решить какие-то важные для себя вопросы.

– А на Западе?

– Там это чаще всего бунт против ханжества, двойной морали. Однажды я беседовал с Эндрю Элтом, лидером нидерландской кавер-группы Physical Graffiti – они играют музыку Led Zeppelin. Ребята приезжали в Москву. В разговоре они признались: "Батюшка, Вы первый вменяемый человек в рясе, которого мы видели".

– Неужто у них все так так плохо?

– У них все, кто в рясе, ассоциируются только с католическими ксендзами и потому вызывают неприятие. У католиков, как они считают, все ужасно, все как в армии: вот это нельзя, это можно. А я им говорю: "Поэтому я и не католик, а православный. Меня в Христианстве привлекает именно свобода, а ее в Православии больше всего". То есть, ты сам выбираешь, как поступить в духе евангельских заповедей в каждом конкретном случае. Но, разумеется, отвечаешь за свой выбор перед Богом. А в католицизме за тебя выбирают, тебе спускают готовые резолюции. Я им и говорю: "Ну, мы все это кушали, когда у нас был ЦК КПСС". После разговора Эндрю сказал: "Да, замечательно, теперь я хочу побольше узнать о Православии".

В Православии дух христианской свободы сохранился, в западных церквях, увы, нет. Об этом лучше всего говорит "Легенда о великом инквизиторе" Достоевского. Там речь идет о христианстве без Христа. Приходит Иисус на землю в наше время, а Ему говорят: "Знаешь, Ты тут мешаешь, мы без Тебя все построили, все счастливы, Ты лишний. Смущаешь народ своим поведением. Уходи".

– И музыканты искали утраченное?

– Да, для западных музыкантов это был поиск утраченного. Я знаю это, потому что общался с ними. Например, лично знаком с лидером группы Procol Harum , а также с Кеном Хенсли – одним из создателей Uriah Heep, с Яном Гилланом из Deep Purple. Все это верующие люди, христиане. И они в какой-то момент почувствовали свою непричастность к тем официальным религиям, с которыми имели дело у себя дома. Кен Хенсли вообще говорил мне: "Батюшка, я знаю о Православии даже больше, чем о католицизме, у меня жена гречанка. Я хоть католик, но более свободно отношусь к католицизму, а Истину чувствую в Православии". Ян Гиллан вообще философ, он пишет книги о своих поисках Бога... Так что, лучшие рок-музыканты Бога вовсе не отрицают. Они отрицают религии, где Христа нет. А наши музыканты, корифеи русского рока – они как раз закономерным образом приходят к Православию. Я знаю многих, кто не проповедует Православие открыто, не очень говорит о нем, считая такие беседы довольно интимной вещью. Скажем, Борис Гребенщиков, Константин Кинчев, Юрий Шевчук. Большинство тех, с кого начинался русский рок, стали православными, хотя не все они воцерковились. Именно поэтому ничего плохого о Православной Церкви они сегодня говорить не хотят.

– А Церковь о них?

– По-разному бывает. Но надо понимать одну важную вещь. Критика рок-музыки, которая сейчас принята в некоторых церковных кругах – это калька западной критики рока. Порой выхватывают слова из контекста... Но при этом совершенно не учитывается та огромная разница, которая существует между роком, церковью и отношением их друг к другу на Западе и у нас. В частности, тот факт, что против Православия наши рок-музыканты ничего не имеют. А то, что католики на Западе обиделись на рокеров, которые высмеивают их двойную мораль и тяжелое историческое наследие (крестовые походы, индульгенции и прочую чушь, которой в Православии никогда не было) – так это сугубо их проблема, а никак не наша.

– За современной рок музыкой следите? Ведь вас одно время называли чуть ли не главным "рокером" среди духовенства...

– Это они явно преувеличивали. Я все-таки священник и монах, у меня много других дел. Но когда есть время, я общаюсь с рок-музыкантами, молодые приносят мне свои диски, чтобы я послушал и оценил... Есть точки соприкосновения с рокерами, которые себя позиционируют как православные. Но в целом я больше люблю рок-классику, а современные стили, такие как панк-рок или слишком тяжелые направления, неинтересны мне по своей эстетике. Считаю их достаточно примитивными. Дело в том, что рок-музыка и моя миссионерская деятельность в рок-среде – это лишь небольшая часть моих дел и обязанностей, которые я как священник осуществляю. Так что меломаном быть некогда.