Исповедь ретрограда

Когда читаешь все нынешние "либеральные" тексты, посвященные разоблачению религии и православия, все обвинения в дикости и варварстве ядерщиков из университета МИФИ, которые открыли у себя кафедру теологии, складывается впечатление, что мы возвращаемся не просто в СССР, а во времена воинствующего атеизма 20-х и 30-х годов. После Хрущева уже не было в нашей стране антирелигиозной кампании, подобной нынешней. Да и в СССР я не помню случая, чтобы кто-нибудь, как сегодня Александр Невзоров, утверждал, что религия есть не что иное, как "кровавая, деструктивная, лицемерная и агрессивная идеология".

Советское, партийное прочтение истории русской культуры ощущается не только в атеистической публицистике Александра Невзорова, но и в претендующей на глубину знания национальной культуры публицистике Юлии Латыниной, которая считает, что религия на протяжении тысячелетий обманывала людей или что вся история великой русской литературы от Гоголя до Толстого является историей кощунств, направленных против православия.

Но правда состоит в том, что "кощунник" Пушкин всю жизнь занимался поисками Бога. В рукописях Пушкина 1827-1829 годов находится следующая запись: "Не допускать существования Бога – значит быть еще более глупым, чем те народы, которые думают, что мир покоится на носороге". После того что писали о творчестве Гоголя и Розанов, и Мережковский, и Брюсов, нельзя не знать, не учитывать, что Гоголь был великим писателем именно потому, что обладал редкостным даром религиозно-метафизического ощущения жизни, ощущением того, что все тлен, что очень зыбка граница, отделяющая бытие от небытия.

К сожалению, декоммунизация России не ведет к преодолению общего советского примитивизма нашего обществоведения. Советский и даже постсоветский интеллигент не имеет ни духовных навыков, ни понятийного аппарата, необходимых для постижения глубины названных выше текстов. Складывается впечатление, что нынешняя антирелигиозная истерика – это защитная мера, стремление скрыть, оправдать собственную неготовность стать вровень со своей национальной культурой. Речь, наверное, идет не столько о раздражении от политических инициатив нынешних иерархов РПЦ, сколько о раздражении от самого факта существования РПЦ как чуждого многим либералам мира, как облика другой, нелиберальной, православной России.

Правда, страшная для всех материалистов и атеистов правда состоит в том, что науки сами по себе, естественные науки за несколько столетий существования ничем, абсолютно ничем, не обогатили знания о природе человеческой души, о страстях и переживаниях человеческих, знания о природе зла и добра, которые нам оставил древний мир и которые запечатлены в Библии, в трудах отцов Церкви . За 1800 лет человечество почти ничего не добавило к тому, что написал о пружинах человеческой души Аврелий Августин в своей "Исповеди". Кстати, заслуга русских писателей и философов Серебряного века перед человечеством в том и состояла, что своими поисками Бога они обогатили всечеловеческие представления о самом главном, о любви, страдании и даже о природе зла, преступления.

Если вы материалист, то для вас, как для Юлии Латыниной, и Лев Толстой – очередной кощунник, отлученный от Церкви . Но если вы осознаете, что мы носим в душе то, что необъяснимо с материалистических позиций, с позиций молекул и атомов, то вы увидите, что не только Достоевский, но и Лев Толстой обогатил доказательства бытия Бога, обогатил то, что в теологии называется религиозной антропологией.

Речь об идущем от Нового времени, от Канта, опыте поиска Бога не на небе, а в себе, в своей человеческой тайне. Речь идет о философском оправдании христианства. Речь идет о тайне совести, о том, что Кант назвал категорическим императивом, о неподдающейся разумному объяснению уникальности и неповторимости каждой человеческой жизни, о тайне свободы и воли, свободы выбора, о природе жажды бессмертия и, наконец, тайне смерти, о природе тайны человеческой страсти к самосовершенствованию, к достижению идеала.

Я не призываю всех наших нынешних борцов с религией как "опиумом для народа", всех тех, кто вслед за Эйнштейном считает, что Библия – набор примитивных древнеиудейских сказок, покаяться, прийти в столь ненавистный им сейчас православный храм и стать перед алтарем со свечой в руках. До тех пор пока в человеке будет живо религиозное чувство, будет и атеизм, рожденный чувством сомнения. Я просто призываю их, тех, кто зачислил таких, как я, в дикари и ретрограды, учитывать, что эпоха Просвещения со своей верой во всевластие науки принесла куда больше дикости и варварства, чем средневековая инквизиция с ее преследованием ведьм.

Эпоха Просвещения с ее атеизмом и материализмом породила не только марксистское учение о диктатуре пролетариата, оправдывающее большевистский террор во всех его обличиях, но и национал-социализм. Идею превосходства арийской расы, которую разрабатывали немецкие биологи – материалисты и атеисты.

Нынешним российским борцам с религией, с православием необходимо знать и то, что победа идеалов эпохи Просвещения, победа атеистов и материалистов, наследие большевиков вело не только к тоталитаризму, но и к резкому снижению умственного, культурного уровня. Кстати, еще в 20-е годы русские философы в изгнании обратили внимание на то, что всеобщая грамотность в условиях победы марксистского учения о классах и классовой борьбе не ведет к духовному, умственному прогрессу в России. Общий уровень культуры мышления, культуры анализа в православной России был куда выше, чем в атеистическом СССР.

В православной России Ленин и Троцкий проходили за маргиналов, находящихся на обочине национальной мысли. А в советской, атеистической России светочем ума и мудрости был не только Ленин, но и марксистский примитив Сталин с его кратким курсом ВКП(б). Соблазны науки таили в себе куда больше катастроф, чем соблазны религиозных чувств.