Русский писатель с немецкой фамилией

12 декабря исполняется 220 лет со дня кончины Дениса Ивановича Фонвизина. Объем "общеобязательных" знаний об этом потомке обрусевших ливонских дворян крайне незначителен. В 9 классе "галопом по Европам" проходят "Недоросля". И... все. Чем еще русская культура обязана этому человеку?

Истинная веселость

Спору нет, "Недоросль" – жемчужина русской бытовой драмы второй половины XVIII века. Если оставить за скобками сатирическую составляющую, пьеса описывает коренной слом патриархального быта, переход русского "первого сословия" к общеевропейским культурным стандартам, сформированным эпохой Просвещения. При всей классицистической простоте "Недоросля" (прямолинейно выраженная социальная проблематика, четкое деление на положительных и отрицательных персонажей и очевидная солидарность автора с положительными) это произведение уникально. Прежде всего – своим остроумием: по словам П.А. Вяземского, "за исключением Фонвизина, никто из наших авторов не имел истинной веселости". Остроумие "Недоросля", а также других пьес Фонвизина – "Бригадир", "Корион", "Выбор гувернера" – основывались на афористичной точности описательных характеристик. Денис Иванович выводил в пьесе не абстракции пороков и добродетелей, а живые, списанные с натуры, персонажи. Этот реализм лег в основу всей русской драмы – психологически точной и внимательной к жизни – при всей нетождественности последней с умозрительным идеалом.

Друг свободы

В "Евгении Онегине" есть такие строки:

Волшебный край! там в стары годы,

Сатиры смелый властелин,

Блистал Фонвизин, друг свободы,

И переимчивый Княжнин

Почему Пушкин удостоил драматурга этим именованием? Д.И. Фонвизин был одним из родоначальников т. н. "свободомыслия" в русской культуре. Его идеалом была просвещенная (в идеале – конституционная) монархия, которая основывалась бы не на насилии и обмане, а на свободном принятии гражданами "правил игры", то есть учрежденных в государстве законов: "Главнейшая наука правления состоит в том, чтоб уметь сделать людей способными жить под добрым правлением. На сие никакие именные указы не годятся. Узаконение быть добрыми не подходит ни под какую главу Устава о благочинии. Тщетно было бы вырезывать его на досках и ставить на столы в управах; буде не врезано оно в сердце, то все управы будут плохо управляться. Чтоб устроить нравы, нет нужды ни в каких пышных и торжественных обрядах. Свойство истинного величества есть то, чтоб наивеличайшие дела делать наипростейшим образом. Здравый рассудок и опыты всех веков показывают, что одно благонравие государя образует благонравие народа. В его руках пружина, куда повернуть людей: к добродетели или пороку. Все на него смотрят, и сияние, окружающее государя, освещает его с головы до ног всему народу. Ни малейшие его движения ни от кого не скрываются, и таково есть счастливое или несчастное царское состояние, что он ни добродетелей, ни пороков своих утаить не может. Он судит народ, а народ судит его правосудие. Если ж надеется он на развращение своей нации столько, что думает обмануть ее ложною добродетелью, сам сильно обманывается. Чтоб казаться добрым государем, необходимо надобно быть таким". Это слова из "политологического" сочинения Фонвизина "Рассуждение о непременных государственных законах". Спустя почти 50 лет после того как оно было написано, декабрист А.А. Бестужев, отвечая на вопрос Тайного комитета: "С которого времени и откуда заимствовали вы свободный образ мыслей?", – показывал: "Свободный образ мыслей заимствовал из книг наиболее... Что же касается до рукописных русских сочинений, они слишком маловажны и ничтожны для произведения какого-либо впечатления. Мне же не случилось читать из них ничего, кроме: "О необходимости законов" (покойного Фонвизина), двух писем Михаила Орлова к Бутурлину и некоторых блесток А. Пушкина стихами".

Кроме "Рассуждения... о законах" перу Фонвизина принадлежат еще несколько трактатов аналогичной проблематики, среди которых наиболее известно "Рассуждение о истребившейся в России совсем всякой форме государственного правления и от того о зыблемом состоянии как империи, так и самых государей", фактически – пролегоменов к проекту Конституции, составленной Фонвизиным совместно с графом Никитой Ивановичем Паниным.

И это далеко не все грани творчества Фонвизина. За свою жизнь он сделал множество переводов – с немецкого, датского, французского и латыни. Среди переведенных авторов – Вольтер, Овидий, Террасон и Гольберг. Почти не известен Фонвизин – – поэт и филолог, мемуарист и публицист. Неоднократно посещая Западную Европу, он оставил чрезвычайно яркие и крайне нелицеприятные описания Пруссии, Италии и Франции, которые полезно читать вместе с "Путешествием из Петербурга в Москву". Как и Радищев, Фонвизин находился под почти гипнотическим влиянием мысли французских просветителей. Но это вовсе не мешало ему признавать, что условия жизни в России не только не хуже, но гораздо лучше, чем в Европе того времени.

На краю гроба

Последний день жизни Фонвизина описан поэтом И.И. Дмитриевым: "Чрез Державина же я сошелся с Денисом Ивановичем Фон-Визиным. По возвращении из белорусского своего поместья он просил Гаврила Романовича познакомить его со мною. Назначен был день нашего свидания. В шесть часов по полудни приехал Фон-Визин. Увидя его в первый раз, я вздрогнул и почувствовал всю бедность и тщету человеческую. Он вступил в кабинет Державина, поддерживаемый двумя молодыми офицерами из Шкловского кадетского корпуса, приехавшими с ним из Белоруссии. Уже он не мог владеть одною рукою, равно и одна нога одеревенела. Обе поражены были параличом. Говорил с крайним усилием, и каждое слово произносил голосом охриплым и диким; но большие глаза его сверкали. Он приступил ко мне с вопросами о своих сочинениях: знаю ли я Недоросля? читал ли Послание к Шумилову, Лису Казнодейку; перевод его Похвального Слова Марку Аврелию? и так далее; как я нахожу их?.. Казалось, что он такими вопросами хотел с первого раза выведать свойства ума моего и характера. Наконец спросил меня и о чужом сочинении: что я думаю об Душеньке? – Она из лучших произведений нашей поэзии, отвечал я. – Прелестна! – подтвердил он с выразительною улыбкою. Потом Фон-Визин сказал хозяину, что он привез показать ему новую свою комедию: Гофмейстер. Хозяин и хозяйка изъявили желание выслушать эту новость. Он подал знак одному из своих вожатых, и тот прочитал комедию одним духом. В продолжение чтения автор глазами, киваньем головы, движением здоровой руки подкреплял силу тех выражений, которые самому ему нравились. Игривость ума не оставляла его и при болезненном состоянии тела. Несмотря на трудность рассказа, он заставлял нас не однажды смеяться... Мы расстались с ним в одиннадцать часов вечера, а наутро он уже был в гробе!"