Изменился ли католицизм?

Нынешние события в мире развиваются в таком ключе, что все, кто еще не потерял голову от страха или фанатизма, начинают потихонечку сбиваться вместе. И Ватикан, который в русском сознании имел вполне определенную и столетиями заслуженную репутацию, начинает восприниматься чуть ли не как потенциальный союзник в моральном противостоянии злу. Поскольку возможностей у него больше, разумеется, он становится силой центральной, к которой следует лишь примкнуть – ну а потом и отождествить себя с ней. С такой перспективой мы незаметно начинаем забывать себя. Наши различия уже кажутся не столь существенными. В самом ли деле так? Только ли полемический задор мешает нам заключить в объятия своих когда-то потерянных и "неожиданно обретенных" братьев? Достаточно ли одних внешних обстоятельств, пусть бурных, чтобы уже не замечать настоящих причин давно произошедшего разделения?

Любая догматическая критика католицизма обычно сосредоточена на его "средневековых прегрешениях". И потому она часто не достигает цели, ибо современный католик, выросший в эпоху II Ватиканского собора, отвечает: я не узнаю в этой критике своей веры. Действительно, критика не касается современности, а нацеленный на "все подлинно прогрессивное" католицизм с тех пор как бы сильно изменился. Кроме того, в нынешнем католицизме догматическое сознание вообще ослаблено: как часто и бывает на Западе, вера становится слишком уж интимным делом, некоторые ее отличительные "особенности" осознаются как неудобные пережитки, и к ним уже нет серьезного отношения. Тем более что собственный приходской священник (если таковой есть) смотрит на вещи примерно так же, с легкой иронией воспринимая поднадоевшую порядком догматику. Да и внешний либерализм делает Католическую Церковь мало отличимой от протестантизма. Главное – не догматика, а душевное единство и социальное служение. Быть добрым человеком – вот настоящая задача... Это, безусловно, благородно. Но этого недостаточно.

Итак, в массовом сознании Запада догматика ушла в прошлое. Современный человек может быть "настоящим христианином" и без нее. Например, среднестатистический современный католик не видит ровным счетом никакого значения в Филиокве и считает спор о нем неким средневековым схоластическим пережитком. В лучшем случае разговоры на эту тему вызывают улыбку сочувствия, с которой обычно смотришь на человека безнадежно отсталого. В худшем ваш собеседник попытается сменить тему. Тогда, в самом деле, насколько же "средневековые грехи" Католической Церкви ныне актуальны?

Догматы Православной Церкви почти всегда имеют сотериологический смысл. Почему мы исповедуем в единой Ипостаси (Личности) Христа две природы – Божественную и человеческую? Потому что только так – посредством Богочеловечества – становится возможным наше спасение. Человек без Божества не смог бы не согрешить. Но и Бог без человечества не смог бы за нас пойти на смерть. Он не смог бы нас и судить. "И дал Ему власть производить и суд, потому что Он есть Сын Человеческий" (Ин. 5: 27). В чем смысл догмата об иконопочитании, если не в признании реальности и полной достоверности все того же факта Боговоплощения? Если Слово воплотилось, то Оно и изобразимо. Если Оно изобразимо – то богообщение становится возможным и через краски. И простые человеческие руки создают Образ Того, Кто единосущен нам по Своему человечеству. "Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего. Не вы Меня избрали, а Я вас избрал и поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод, и чтобы плод ваш пребывал, дабы, чего ни попросите от Отца во имя Мое, Он дал вам" (Ин. 15: 15–16).

Католическая догматика, которую стали формулировать около 1000 лет назад, наоборот, всегда имела инструментальное значение и вводилась исходя из политических потребностей римской иерархии. Учение о Филиокве, независимо от изначальных причин появления самой этой вставки в Символ веры, было разработано Ансельмом Кентерберийским (XI–XII вв.) с очень четкой целью – для обвинения греков, не подчинившихся Риму, в ереси. Филиокве с этого времени стало символом духовного диктата папства. Никакого другого смысла у этого догмата не было. Когда-то, тысячу лет назад, всякий не признававший Филиокве, по римскому учению, не имел шанса на спасение. Сейчас подобный тезис лишь вызывает гуманистическую оторопь или вежливое молчание со стороны самих католиков. Сейчас, оказывается, этот вопрос не так уж и важен...

Сформулированная тогда же Ансельмом законническая "искупительная доктрина" и созданные на ее основе учения о чистилище, сверхдолжных заслугах и индульгенциях имели целью утвердить духовную власть римской иерархии над западным миром. Переживание коллективной вины за Адамов грех влекло потребность в подчинении. Не в покаянии и не в исправлении, потому что в сколько-нибудь полной мере это просто невозможно. Но именно в признании той силы и той власти, которая магическим образом освободит тебя от проклятия со стороны "безмерно оскорбленного" Бога. В конечном счете, ведь именно верховный понтифик имеет на Него прямой выход. Именно так власть ключа превращалась во власть меча. Ту же цель преследовало и учение о мессе, окончательно закрепленное Тридентским собором. Месса становилась оружием клира. Таким образом, в центре догматической доктрины Католической Церкви было не спасение человека, а закрепление власти Рима, придание ей догматического характера. Основным условием спасения становилось не общее упование в Святом Духе, а беспрекословное подчинение "святому престолу".

Когда в XVI веке римская монополия на Европу рухнула, брутальные средства неизбежно сменились более изысканными. Отныне ставка была сделана на "чувства", образование, иезуитскую интригу. Рационализм, усиленная работа над собой, перемежаемая эротическими опытами в духе Терезы Авильской, принесли свой плод: в борьбе с протестантами Рим не просто устоял – он одержал оглушительную победу, сохранив за собой лучшую часть тогдашней Европы, самые богатые и населенные ее страны. Духовные политтехнологии Тридента опутали и удушили весьма наивных проповедников Библии, еще сохранявших веру в слова и цитаты. Лишь проиграв, они поняли, что все цитаты летят по ветру без крепкой опоры на реальную силу и капитал. Но и тогда протестантизм не добился реванша. Следующий претендент на господство опять вышел из недр самого католицизма – рядящаяся в либеральные одежды секулярная тирания нуворишей. Но тот, для кого "двуногих тварей миллионы" были лишь немым орудием власти, хорошо понимал, что настоящая власть не может покоиться на гуманизме и атеизме, ей нужны другие, более твердые основы. И именно поэтому генерал Бонапарт стал Наполеоном, "императором французов". Традиция утвержденной папством империи франков не давала покоя. К самому папе, разумеется, отнеслись весьма пренебрежительно (все-таки, XIX столетие – век прогресса и свобод), но и обойтись без него в подобном деле было нельзя. В самом деле, ведь не от безликой "богини Разума" эпохи Французской революции принимать верховную власть? Власть нужно принимать от того, кто сам олицетворял Власть в Европе в течение тысячи лет.

По мере изменения политических условий римская догматика эволюционировала, отбрасывая или видоизменяя наиболее одиозные свои элементы. Перестали продавать индульгенции. Между тем интересно отметить: на днях был издан декрет Католической Церкви в Германии, по которому все не платящие церковный налог отлучаются от церковных таинств. За спасение все-таки надо заплатить... Сильно поменялось также католическое учение о мессе: тридентские постановления были фактически дезавуированы II Ватиканским собором, которой сформулировал учение, формально близкое православному. Другое дело, что на практике современная месса мало отличима от протестантского обряда. Но это противоречие лишь православному покажется противоречием: когда ритуал теряет свою идеологическую силу, он может быть отброшен – но не полностью, поскольку еще иногда встречаются наивные люди, считающие богослужение чем-то значимым, чем-то, что не может быть заменено простым собранием непринужденных и приятных в общении людей. Остается и целибат, столь важный для католической практики, поскольку он сохраняет непреодолимую черту между клиром и миром. Но по мере усиления секулярного духа (а препятствий этому не осталось) черта становится все более формальной, а отношения духовенства и паствы, наоборот, все менее формальными и все более сомнительными. И громкие скандалы последних лет – веское тому доказательство.

Однако стоит ли удивляться, что, несмотря на внешне столь причудливые модификации догматики, неизменным остается одно обстоятельство. Это "диктат Рима" – тот старый принцип, который был озвучен еще в XI веке папой Григорием VII. Тогда он оказался настолько вызывающим, что догматически был закреплен лишь в XIX столетии. Однако, как показывает практика, принцип прижился и пригодился. Современный западный человек с трудом может понять одно обстоятельство, которое православный даже не замечает: в мире существует более десятка Поместных Православных Церквей, не имеющих никакой административной связи, но сохранивших единство веры. На Западе давно произошло бы одно из двух: или Церкви разошлись бы в своем богословии (как это сделали протестанты), или они бы составили единую организацию с единым административным и вероучительным центром (как у католиков). "Тайна сия велика есть" (Еф. 5: 32), – свидетельствовал апостол Павел о союзе Христа и Его Церкви. Но западному человеку нужны дополнительные гарантии – более зримые. Такие как "святой престол". Даже если отношение к нему критическое, замены ему не видно.

Однако политические игры с догматикой имеют очень серьезные и очень печальные последствия. По сути, папа в римском учении заменяет собой Святого Духа. "Изволится нам и Святому Духу", – говорили на Вселенских соборах святые отцы. Изволится собору и мне – утверждает Ватикан. Именно его, папы, "непогрешимая" воля узаконивает решения католических "вселенских соборов". Хотя папа и именуется "епископом Рима", но полномочия "верховного первосвященника" и "пастыря всей Церкви" совсем не соответствуют епископским. Именование папы епископом – всего лишь безнадежно устаревшая формальность. Он – "преемник Петра", "наместник Христа" и "видимый глава всей Церкви", обладающий в ней "полной, наивысшей и всеобщей властью, которую он вправе всегда свободно осуществлять". Также говорится, что он наделен "верховной, полной, непосредственной и универсальной властью для попечения о душах". Это не средневековые формулировки, они входят в постановления II Ватиканского собора (1962–1965), ставшего символом католического Аджорнаменто ("обновления"). Власти папы полностью подчинены и епископы. Святой Дух также выступает подчиненной силой: папа руководит Церковью и осуществляет над ней свою универсальную власть, а Дух Святой "непрестанно укрепляет ее органическую структуру и согласие" .

При всех внутренних изменениях католичества скрепляющий его папский стержень остается неизменным. Более того, все намеренные изменения как раз и направлены на то, чтобы "диктат папы" продолжал существовать. Похоже, это действительно самый ценный элемент католической духовности. Невозможно представить себе такой цели, ради которой Ватикан отказался бы от своей тотальной власти. Многочисленные извинения за прежние прегрешения происходят лишь в свете основной задачи – любой ценой сохранить или усилить свою духовную власть. Оборотной стороной такой политики выступает экуменизм: все человечество призвано склониться перед "одним пастырем" . Если вы думаете, что это Господь наш Иисус Христос, то можете быть спокойны: зачет по католической догматике вы уже провалили.

Как известно, папский статус основан на двух учениях: о "примате Петра" ("верховной власти" Петра над апостолами) и о его наследовании папами. Но стоит ли говорить, что апостол Петр никогда не обладал в Церкви той властью, которую присваивает себе Римский понтифик? "Великим Первосвященником" в Новом Завете именуется не Петр, а Сам Иисус Христос (Евр. 4: 14). Часто в случае необходимости Петра урезонивал, даже упрекая в лицемерии, апостол Павел (см.: Гал. 2: 11–17). Кто, в таком случае, является "преемником Павла" в Римской Церкви? Если папа принимает на свой счет слова Христа: "Ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее" (Мф. 16: 18), то уместно вспомнить и о других словах Спасителя, сказанных сразу после этих: "С того времени Иисус начал открывать ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть. И, отозвав Его, Петр начал прекословить Ему: будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою! Он же, обратившись, сказал Петру: отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн! потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое" (Мф. 16: 21–23). В самом деле, "папский диктат" возник именно как следствие земных попечений. И как воплощение экклезиологической ереси.

Благодаря своей организации Римская Церковь, конечно, во многом преуспела. Целые народы были крещены за последние века. Безусловное благо заключено в том, что они обращались в Христову веру. Но если их в первую очередь учили подчиняться папе? "Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что обходите море и сушу, дабы обратить хотя одного; и когда это случится, делаете его сыном геенны, вдвое худшим вас" (Мф. 23: 15). Обстоятельства ХХ века изменили правила игры и заставили сменить риторику. II Ватиканский собор провозгласил: "Условия настоящего времени ставят перед служением Церкви неотложную задачу, а именно: чтобы все люди, ныне теснее сплоченные многообразными общественными, техническими и культурными узами, осуществили и полное единение во Христе" . "Единение во Христе" было увязано с современным социальным прогрессом. Конечно, такая постановка вопроса совсем не удивительна, достаточно просто вспомнить, что именно католицизм когда-то спровоцировал эти процессы, в том числе и такие общественные и культурные явления, как антиклерикализм, секуляризация, безбожие. Но все же вопросы появляются. Неужели "единение во Христе" действительно обусловлено "многообразными общественными, техническими и культурными узами"? И неужели задача такого "единения во Христе" возникла только сейчас? Апостол Павел опровергает и то и другое, когда говорит: "Не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная" (Рим. 12: 2). Так что же делала Римская Церковь ранее? Утверждала свою власть и "единение в папе"? Хотя "единение в папе" и "единение во Христе", как утверждает тот же II Ватиканский собор, суть одно и то же.

Папская тема – слишком сокровенна. Она составляет некую эзотерическую истину католицизма: и признаться непосвященному неудобно, и обойтись никак нельзя. Но важно помнить: любые братания с православными для Ватикана – лишь средство духовного подчинения. Пока существует Ватикан.