Православный европеец Александр Кырлежев И его книга «Власть Церкви»

В 1995 году  в районной библиотеке я наткнулся на статью Кырлежева в журнале «Знамя». Обычно так и складываются близкие отношения в кругу людей пишущих. Сначала прочтешь один текст и потом, когда уже увидишь человека, ему открыт «кредит доверия». Прислушиваешься к тому, что он говорит чуть более внимательно, чем к остальному гулу жизни.

В Православии рациональное богословие не пользуется почтением. О Церкви – «не мыслят», в Церкви – живут и преображаются.

Но о Церкви «пишут». Есть среди городских интеллигентов, живущих церковной жизнью, профессиональные литработники, и для многих из них частью церковного служения является историко-краеведческая работа. Другие заняты апологетической словесностью - о своей вере надо свидетельствовать, не прятать светильник, а ставить его на вершину холма Для третьих, слегка или сильно укушенных вирусом идеологии, церковная жизнь – это лишь часть какого-то идейного проекта: националистического, имперского, антимасонского и т.д.

Но мышление о Церкви – особенно не снаружи, а изнутри – это вещь чрезвычайно редкая сегодня в России. Причины понятны: церковная жизнь две трети столетия была минимизирована до требоисполнения. Живая ткань русской религиозной мысли конца XIX- начала ХХ века не исчезла, но претерпела очень сложную трасформацию. В подсоветской России она пережила искажающую прививку диссидентства, а в та ее часть, которая продолжала развиваться в эмиграции – лишь формально, в виде книжек, вернулась в Россию после 90-го года. Кроме того 90-е гг. оказались тяжким, и для многих – непосильным – испытанием в смысле сохранения здорового взгляда на Церковь и ее путь в постсоветской России. Крошечное сообщество церковных думающих людей оказалось разбито как автомобильное стекло – на тысячи мелких трещин. Многие вообще оказались вне юрисдикции МП, другие – сохраняют лояльность формально, третьи – впали в глухое охранительство. Сознание людей, придлежащих этому сообществу, сосредоточивается как мозг раненого – на ране. Все крутится вокруг мелкой трещинки, разделяющей одного с другим. Поэтому известный монархист Михаил Назаров пишет длинное, нудное открытое письмо антимасону, псевдоисторику Олегу Платонову о том, что нельзя эмигрантов, работавших на радио «Свобода» в советское время считать антипатриотами. В другой части спектра некий Тер-Григорян, «отколовшийся» от группы московских интеллектуалов, собранных вокруг Валентина Русанцова («альтернативное православие»), обвиняет Александра Солдатова в том, что тот уже «продался» Московской Патриархии. В это же время все мыслительные способности пресс-секретаря так называемого «союза православных граждан» устремлены к обличению А.Солдатова и его сайта «Кредо». И все в таком роде, включая борьбу «шевкуновцев» с «кочетковцами».

Флоровский, Мейендорф и Шмеман – «отдыхают». Они запаяны в стеклянный куб и стоят на книжных полках. Русская религиозная мысль, - которая, бесспорно, является нашим национальным брендом, как у немцев – Гегель, а у американцев – Джефферсон, - заснула летаргическим сном.   

Вот на каком фоне разворачивается мышление Кырлежева. Это – мышление бодрствующего. Само по себе наличие свободного богословского мышления нельзя квалифицировать как «либерализм». Свободно мыслил и о.Георгий Флоровский, весьма консервативный богослов.

Биография Кырлежева еще не документирована, поэтому можно сказать немногое. Он родился в 1957 году, окончил духовную семинарию, служил в армии. Он был знаком с людьми из религиозного диссидентского кружка Александра Огородникова в конце 70-х, но принадлежал не диссидентскому кругу, а скорее – сугубо церковному. В конце 80-х четыре года работал у митрополита Питирима, ныне покойного, в Издательском отделе Московской патриархии. Тексты выступлений архиеерев он начал писать как церковный спичрайтер еще в начале 80-х гг.. И в то время, и сейчас это требует безусловной богословской культуры, огромной чуткости к контекстам религиозной мысли, в том числе и западной. В начале 90-х он был одним организаторов (вместе с В.Попковым) богословских курсов при Открытом университете. По его инициативе и под его редакцией впервые на русский язык были переведены книги Оливье Клемана, Христоса Яннараса, изданы редкие статьи о.Георгия Флоровского. Сейчас он совмещает несколько идентичностей, которые совместить не просто – консультант богословской комисии РПЦ, преподаватель Российской академии госслужбы, христианский журналист. В 2003 году, с большими колебаниями, - я был этому свидетелем, - он собрал свои статьи 1994-2003 года в небольшую книжку.

Основные темы Кырлежева таковы: православное учение о человеке, как быть христианином в секулярном мире, отрицание религии как бесплодной подмены веры, и, наконец, феноменолгия религиозного сознания. Название книги «Власть Церкви» – абсолютно неточное. Более точное название «Церковь и мир», потому что все содержание кырлежевского мышления направлено на поиск ответа на вопрос о том, как Церковь, церковное сознание соотносится с современным миром и как оно может объять современный мир. Существенно вот что: исходная интенция Кырлежева – не противопоставление Церкви и мира, а именно попытка показать, почему современный секулярный мир продолжает нуждаться в Евангелии и почему христианский взгляд на человека остается единственно разумным.

В этом смысле Кырлежев прямо наследует Мейндорфу и Шмеману, для которых также в центре мысли стоял вопрос: каким образом постсекулярный мир, - каким бы «окончательно падшим» он ни казался, - продолжает оставаться место, где явлена тайна Троицы и явлена именно в человеческой личности.

Вторая сквозная интенция Кырлежева заключена в следущем: вере ничто не угрожает снаружи. Угроза всегда исходит только изнутри. Поэтому никакие католики, либералы, сектанты – и прочие персонажи так называемой «православной журналистики» не включены в поле его мышления. Вере угрожает только «религия». То есть превращение исповедания в тупое требоисполнение, в институциональность, в бюрократию, а также в сращивание веры с национализмом (филетизм), с имперскостью (Третий Рим), с реваншизмом (православный коммунизм), и вообще – в любое помножение веры на идеологию «злобы дня сего». 

Что же находится по ту сторону «злобы дня»? Христианское понимание личности. А что составляет главную угрозу? Утрата этого понимания. Мир может быть секулярным или клерикальным. Можно оказаться в Византии во времена Григория Паламы, а можно – в России, в условиях гонений в 20-е гг., или в эмиграции – в 30-е. И все равно центральным пунктом мышления будет оставаться богоподобие личности. Формы власти, социальные системы, идеологические доктрины – все это смывает река времени, способы самоорганизация человеческого сообщества меняются столетие за столетием. И только «личностность» остается неизменным центром истории. Тождественная самой себе, и в то же время всегда открытая, живущая в диалоге, - целостность человеческой личности остается самой главной тайной. Кырлежев из статью в статью в течение последних семи лет напоминает о том, что личность в Церкви живет тем, что непрерывно проблематизирует свое существование и его основы, и понимание мира.

Конечно, если понимать церковный консерватизм как идеологическую доктрину, состоящую из монархизма, богоизбранности русского народа, славянского единства, идей всемирного заговора и т.д., то тогда христианский персонализм Христоса Яннараса, размышления Ольвье Клемана о православном свидетельстве в секулярном мире, интеллектуальный диалог Иоанн Мейендорфа с Тиллихом и Карлом Бартом – надо считать «либерализмом».  Но это неплодотворное различение. Так называемая «православная идеология» – в силу своего оборончества лишена всякой самокритики, она находится не в диалоге, а замкнута в «обличении врага». В свою очередь, модернизм, как идеология внутри Церкви, неизбежно вырождает в рационалистическую критику, утрачивает опору в трансцендентном. Кырлежев саму «идеологию» делает предметом изучения с богословских позиций и показывает, что она ведет к деградации церковного сознания. В то же время он показывает, что четкое церковное сознание может и должно проблематизировать самое себя. С этих позиций Кырлежев критикует и основы социальной концепции, принятые на соборе 2000 года, и русскую религиозную философию начала ХХ века, и современную «религию» как антипод христианской веры, и современные феномены церковного сознания.

Счастливым образом, а точнее сказать Промыслом Божиим, в последние три года я имею возможность посидеть с Кырлежевым в кафе на Чистых прудах, неподалеку от его маленькой квартирки, переписываться с ним по поводу христианского универсализма и глобализации. Я с искренним восхищением смотрю на этого человека. Именно из общения с ним я вынес убеждение, что православная мысль, еще будет востребована в своем новом, современном качестве в мировом интеллектуальном диалоге. Последнее слово нами еще не сказано.

Его просветительская миссия состоялась. И не только потому, что он опубликовал классиков православного богословия ХХ века, или тем, что участвовал в диалоге православных и англикан (британское Содружество Св.Албания и св.Сергия), со Свято-Сергиевским институтом в Париже (см. его интервью с Лосским и Клеманом). Но главным образом потому, что его размышления постоянно напоминают нам о высокой планке мышления, о необходимости ставить и обсуждать вопросы на таком уровне, чтобы быть в диалоге с Мейендорфом и Тиллихом. Это вопрос чуткости к стилю.