Посмотри им в глаза

Чему могут научить священника обитатели детского дома, да еще не простого, а коррекционного? Что дает ему многолетняя дружба с умственно отсталыми детьми? И вообще, какую помощь могут оказать больные – здоровым? Об этом рассказывает иерей Игорь Йовбак, настоятель храма в честь иконы Божьей Матери "Милостивая" при Полотняно-Заводском доме-интернате в деревне Старки Калужской области.

Все началось с джаза, как это ни странно звучит. Самая первая наша беседа с директором детского дома, Натальей Александровной, была краткой и очень располагала к тому, чтобы оказаться последней. Наталья Александровна за чашкой чая сказала без обиняков: "Короче, нам этого всего не надо. Не надо никаких батюшек. Мы уже насмотрелись на них, живем рядом с ними, видим, как они ведут себя. Так что, не обижайтесь, но..." Что на это ответить? Я грустно прихлебывал чай и косил глазом на шикарный синтезатор, стоявший в углу директорского кабинета. Не удержался – спросил, откуда инструмент. Она почему-то смутилась и сказала, что раньше была директором школы искусств. А я не преминул похвастаться, что у меня тоже музыкальное образование и я тоже люблю Рахманинова и Дебюсси. Попросил разрешения, сел за клавиши и сыграл что-то джазовое, кажется пьесу Дэйва Брубека. Ну и, конечно, после этого разговор у нас пошел совсем по-другому: родственные же души оказались, музыканты же оба! Оказалось, что она вовсе не против священников и храма в детском доме. Просто, когда мы начали беседу, она не верила, не могла поверить, что это вообще можно осуществить на практике. Там же полная разруха была постсоветского периода, когда никому ничего не надо было, все заброшено, рушилось потихоньку. Старые здания со сгнившими коммуникациями, с разваливающимися стенами, вываленными дверями, разбитыми окнами... Вот так все и началось. Мы в тот раз, после чая и джаза, отслужили первый свой молебен. И стали вместе молиться, чтобы Господь как-то управил со строительством храма при детдоме. И нашлись люди, которые проявили желание нам помочь. Да и как могло быть иначе? Это ведь не обычный детский дом. Наши дети... Они прекрасные просто. Они нас могут даже большему научить, чем мы их. Там такая чистота души проявляется, такая искренность... Тот, кто с ними хотя бы раз пообщался, уже никогда не будет прежним.

Вообще, известный многим батюшкам практический вопрос: как исповедовать этих ребят? На мой взгляд – никак. Потому что это – младенцы. Несмотря на то что некоторым из них уже по 20 лет, взрослые вроде бы юноши. Тем не менее у них сознание трехлетних детей, а младенцев не исповедуют. Хотя я никогда не отказываю, если кто-то из них подходит исповедаться. Но это совсем другое сознание, не то что у обычных взрослых людей или подростков.

Однажды я сидел в коридоре на диванчике, ко мне подошел мальчик и спросил: "Батюшка, если я загляну в совесть, в душу Христа, и посмотрю, что там есть, это хорошо или плохо?" Я говорю: "Конечно, хорошо. Ты только когда посмотришь в душу Христа, не забудь поделиться впечатлениями со мной, потому что мне тоже интересно, что ты там увидишь". А он посмотрел на меня, оглянулся, чтобы удостовериться, что никого рядом не было, и тихонечко на ухо сказал: "Я тебе не расскажу. Я тебе нарисую пророческие рисунки".

Для людей, сомневающихся в вере, я всегда рассказываю реальную историю, которой сам был поражен. Cреди ребят есть несколько очень сильно "нарушенных" детишек, у которых отсутствуют даже элементарные рефлексы. Они слепоглухонемые, у них нет абсолютно никакого контакта с окружающими, даже тактильные ощущения отсутствуют. И вот, когда я захожу с Чашей в палату, ребенок, который с внешним миром ну вообще никак не связан, вдруг начинает улыбаться. Зрения нет, слуха нет, обоняния нет, ничего нет, вкусовые рецепторы не работают... А он поворачивается в сторону Чаши и улыбается, воспринимая кровь Христову, тело Христово душой. И так – каждый раз. Тут психология и физиология уже ничего, полагаю, объяснить не смогут.

Иногда просто слезы наворачиваются от общения с этими детьми. Как-то подошел ко мне Паша. Он – дауненок, говорить толком не умеет. Но он подошел ко мне, сложил руки под благословение, наклонился и сказал всего два слова: "Мама. Плохо". Я говорю: "Маму как зовут?" Он – "Оля". И опять складывает руки, благословение берет. Просит, значит, чтобы я помолился за его мать. Ребята начинают объяснять, что вот, у него есть мама Оля, и она к Паше не приезжает. А он стоит, смотрит на меня со сложенными под благословение руками и плачет...

Да, эти дети больные. Они не могут жить, как все, их очень тяжело адаптировать к жизни в социуме. Но в чем причина их беды, почему так получилось? Думаю, причина – в нас. Эти дети несут на себе печать греховности нашего общества. Мы грешим, а дети наши страдают за нашу неправильную жизнь, за наше неправильное духовное состояние. Их болезнь – реальное отображение жизни современного мира. Ведь неслучайно люди обычно не хотят даже смотреть в эту сторону: боятся увидеть свое. Нет, это даже не страх. Это – стыд. Им стыдно смотреть нашим ребятам в глаза. Потому что они, здоровые, грешат, живут в свое удовольствие, а изнанка этой их жизни – вот она, здесь, у нас...

Мне очень нравятся здешние сотрудники. Фантастические люди! Например, был приятно удивлен, когда ко мне подошел врач, сотрудник детского дома, и, глядя в глаза, сказал: "Батюшка, я хотел бы читать еженедельно акафист Божьей Матери. Вы меня можете благословить?" Это же так важно, что у людей возникает потребность в духовной жизни. И среди сотрудников он не один оказался верующий, кстати.

Вообще, это Божьи люди, я считаю. Потому что люди с другим настроем просто не пойдут сюда работать. Просто не пойдут. А тут – дядьки такие, преподаватели... Сами берут в руки молотки, ножовки, и вместе с ребятами полы перестилают, вставляют окна – вообще все вместе делают!

Недавно в детском доме был праздник – День социального работника. Меня пригласили, потому что я тоже в каком-то смысле социальный работник. И ребята вместе с персоналом все вместе приготовили совершенно удивительную программу. Это не просто на 30 минут какие-то выступления самодеятельности, это – полноценный полуторачасовой концерт, где был и спектакль, и хореографические номера, и музыкальные. А ведь у этих ребятишек в диагнозе написано – "необучаемый", "труднообучаемый"... А они взяли и выучили длиннющие тексты в спектакле, они исполняли песни, они танцевали – все по-настоящему! И, что меня особенно радует, сотрудники тоже принимали участие в этих номерах. Все были одеты в шикарные костюмы, которые взрослые шили вместе с детьми. И на сцене они тоже выступают вместе с детьми! Был номер шикарнейший, когда главный инженер этого учреждения, такой солидный дядечка, вышел в костюме кота и ходил по сцене, мышек ловил – детишек-малышат. Просто песня! В сущности, это не коллектив педагогов и детей, а одна большая семья. И я очень рад, что тоже попал в эту семью. Я бы вообще остался тут жить, если честно.

Как-то мы пригласили к себе на приход сотрудников и детей из детского дома. Отслужили Литургию, кто захотел – все исповедались, причастились. А после устроили такие дружеские посиделки. Ребята из детского дома подготовили какие-то праздничные номера, поздравления. И когда дети начали читать стихи о Боге, о вере, все мои прихожане как один – стояли и тихо плакали. Не потому, что им было жалко этих детей, нет! Просто рядом с ними как-то особенно ясно становится, что мы-то все, хотя и верующие, а всё равно живем как-то ловча, приспосабливаясь, всё равно нет у нас той евангельской прямоты и простоты. А у них она есть.

Когда люди начинают жаловаться на свою жизнь, что вот, мол, и это у меня плохо, и это у меня не так, и тут у меня проблема, – я их не утешаю, а предлагаю им поехать со мной в детский дом. Не для того чтобы показать, что бывает еще хуже, а совсем наоборот. Приезжая в детский дом, люди наполняют свои сердца радостью. И это помогает выживать в наших трудных условиях. Честно скажу, я тоже такой. Если бы не эти дети, наверное, уже сто раз уныние бы накрыло. Самое главное, чему они меня учат, – любовь. Вот они умеют любить по-настоящему – Бога и ближнего. Много сейчас слов в Церкви, много разной критики нашего служения. Но я считаю, что самая главная опасность для священника сегодня – это потеря любви. Храмы можно построить, купола позолотить, добиться успеха, известности, любви прихожан. Но если ты сам не умеешь любить, то все это ничего вообще не стоит. Вот и езжу к детишкам – учусь у них.

Это, действительно, Божья милость к таким детям. Здоровому человеку приходится многолетний труд приложить, чтобы, пропустив через ум какие-то положения веры, сердечно их принять. А у этих ребят в силу того, что они обделены умом, все происходит намного проще: они получают тот же результат, только сразу и в такой полноте, что диву даешься.

Представляю, как восхитятся атеисты, если все это прочитают. Скажут, наверное: "Вот, оказывается, кто такие образцовые верующие – это дауны, "нарушенные" дети!" Только, на мой взгляд, по большому счету не те люди больны, которые в силу обстоятельств Христа принимают без ума, сердцем. А те, которые, имея здоровый ум, Бога не принимают вообще.

Наталья Александровна Буланова, директор Полотняно-Заводского детского дома-интерната в деревне Старки, Калужской области:

Я вижу сейчас, что храм нужен не только детям, но и сотрудникам. Пусть коротенькие службы, скорее, службы-разговоры, беседы, но тем не менее мы стараемся проводить постоянно. Потому что выгорают люди. Работать с больными детьми очень тяжело. Порой у персонала не хватает нервов, могут кого-то и шлепнуть впопыхах, за руку дернуть, прикрикнуть. Все это понятно. Человек есть человек. Но теперь у каждого есть возможность пойти в храм, покаяться, попросить у Бога терпения.

Как руководитель, могу сказать со всей ответственностью – после открытия храма жизнь у нас стала намного спокойнее. И это не просто так вдруг появилось. Я помню времена, когда только пришла сюда. Сколько же сил мы тогда положили на борьбу с грубостью тех же санитарок, с нецензурщиной... Нет, никто не избивал детей, конечно. Но сгоряча шлепнуть или обругать – могли запросто. Сейчас мы создали в учреждении атмосферу искреннего сочувствия нашим детям. Но одними административными методами этого достичь было бы невозможно. Ну оставишь один раз сотрудника без зарплаты, другой раз, третий... Уволишь, наконец. Следующий придет на его место, и – все сначала. А сейчас батюшка с нашими людьми столько разговаривал, столько бесед проводил – конечно, это очень сильно повлияло на нравственный климат в коллективе. В людях появилось уважение – и к детям, и к своей работе.

А еще мне запомнилось вот что. У нас был праздник недавно. Идет концертная программа. Выступают малыши, пляшут танец мышат. И после номера, когда уже смолкли аплодисменты, вдруг мальчик Витя подбежал к батюшке, обнял его, поцеловал и побежал дальше. У наших детей ведь нету рамок, они откровенны в своих порывах. Такой поступок – выражение большой любви. А ее заслужить всегда непросто.