В плену утопии: социализм как ересь

Продолжает дискуссию о социализме на нашем портале кандидат исторических наук и кандидат богословия священник Илья СОЛОВЬЕВ. В раю были и социальная свобода, и все условия для творческой реализации. Но человек там не задержался. Почему?

Духовная нищета социализма

Крушение коммунистической идеологии в странах Восточной Европы не привело к обрушению устойчивого соблазна социализма. По-прежнему в общественном сознании довольно прочное место занимает утопическое предположение о том, что улучшение социально-экономических условий будет способствовать преодолению греха. Социалисты, например, полагают, что в более совершенном обществе у людей отпадут поводы для таких грехов, как убийство из-за куска хлеба, зависть и т. д.

Безусловно, улучшение жизни общества в целом и, что главное, каждого отдельного человека в частности есть цель, созвучная с христианскими устремлениями. Ведь по замыслу Божию человек был сотворен для жизни в условиях абсолютной гармонии, т. е. в раю, где не было "ни болезни, не печали, ни воздыхания". Бог был не против того, чтобы человек существовал в условиях "социальной гармонии", и, более того, таковая гармония и была создана Им для жизни человека. Однако, как учит нас Священная история, человек, находившийся в условиях этой гармонии, все-таки согрешил, т. е. допустил нарушение воли Бога. Важно и то, что в отличие от всех других существ человек был создан совершенно свободным. И звери, и птицы, и вообще все живые существа в раю были счастливы и свободны, но только человек обладал свободой воли, только человеку был дан свободный выбор, суть которого состояла в послушании воле Бога, Который заповедал не вкушать от древа познания добра и зла. Иными словами, для того, чтобы дать человеку полную свободу, Бог в чем-то ограничил внешнюю свободу человека: он сказал "не вкушай", что означало – не нарушай Моей воли. Но человек все-таки нарушил.

Не значит ли это, что грех как таковой не зависит от социальных условий, в которых существует человек? И если даже человеку будет под силу хотя бы в какой-то степени создать подобие рая на земле, иными словами максимально "улучшить социальные и экономические условия" своего существования, грех не прекратит своего существования в жизни человека. Экономическое положение не облегчит людям борьбу с грехом, потому что грех не зависит напрямую от экономических условий жизни общества. Зачастую бывает и так, что в богатых и развитых странах грех и порок достигают огромного развития. Насыщенные и прельщенные богатством люди превращают порок и грех даже в способ развлечения, грех становится как бы нормальной составной частью существования т. н. свободного общества. Думать, что люди перестанут завидовать друг другу от того, что у всех будет достаточно хлеба и зрелищ, есть самообольщение, и именно этим самообольщением и грешит социализм, который вообще-то сам по себе является еще и утопией, согласно которой то или иное общественное устройство, тот или иной строй или порядок жизни приведет к нравственному усовершенствованию человеческой личности.

Уместно здесь вспомнить замечательную мысль русского религиозного философа прошлого столетия С. Л. Франка, который указывал, что под утопизмом следует рассматривать не саму "мечту об осуществлении совершенной жизни на земле, свободной от зла и страдания, а более специфический замысел, согласно которому совершенство жизни может – а потому и должно быть как бы автоматически обеспечено общественным порядком или организационным устройством".

Атеизм теоретический и практический

Атеизм в его чистом виде по крайней мере на какое-то время утратил свои позиции в посткоммунистической России. Однако мы видим, что в наши дни он вновь поднимает голову. Атеизм как учение состоит не только в отрицании Бога, но и в том, что можно было бы назвать "практическим атеизмом". Человек может и признавать существование каких-то высших сил (хотя бы и без их персонификации), может даже признавать и существование Божие, но при этом практически строить свою жизнь так, как будто Бог не присутствует в этом мире, жить так, как будто Бога нет на земле. Такой атеизм страшнее узколобого коммунистического атеизма эпохи социализма в СССР. Этот практический атеизм проявляется, например, в программных устремлениях коммунистов или фашистов, которые ради общественного блага призывают к уничтожению человека человеком: одни – по классовому принципу, другие – по расовому. И тут уже неважно, будут ли коммунисты или фашисты признавать существование Божие, потому что их программа является образцом практического атеизма. В замыслах социалистов лежит преображение действительности, достижение свободы, равенства и братства в той степени, насколько это возможно в условиях существования человеческого общества. Однако само понимание свободы в утопических системах отлично от понимания христианского, потому что для христианина наивысшей ценностью является не свобода внешняя (например, возможность свободного перемещения, возможность свободного выражения своих мыслей и т. д.), а свобода подлинная, которая состоит в свободе от греха. Для социалистов, например, достижение свободы возможно через некое конструирование социально справедливого общества – для христианства достижение свободы возможно прежде всего через нравственное самоусовершенствование человека. Таким образом, поиски свободы идут в разных плоскостях. Здесь очень мало точек соприкосновения. В конце концов, и сама внешняя свобода – не есть самоцель, ибо такая свобода очень часто сводится к свободе греха. Поэтому девиз французской революции "Свобода, равенство, братство" лишь внешне напоминал принципы христианского мироустроения, но чем обернулась эта свобода для народов, переживших подобные революции хорошо известно.

Соблазны "христианского социализма"

Конечно, в условиях более совершенного общественного устройства уменьшается страдание человека (например, страдание от голода или от тирании какой-то группы людей). В этом безусловное позитивное значение более развитого в экономическом и социальном отношении общества. Освобождение от несправедливости, от голода и от страданий вполне соответствует и христианским устремлениям. Ведь страдание не украшает человека, а калечит его, в том числе и нравственно. В страдании человек способен совершить самые бесчеловечные поступки ради того, чтобы от этого страдания избавиться. Он способен не только на предательство или убийство, но даже и на самоубийство, которое явится избавлением от страданий. Поэтому желание освободить мир от страданий и социальных язв есть точка соприкосновения Церкви и тех, кто стремится к созданию более совершенного общества, к освобождению человечества от страданий. Церковь не осуждает земного благополучия, однако она также и не ставит его во главу угла. Социальная деятельность Церкви направлена на то, чтобы если не искоренить страдания человечества, то по крайней мере облегчить их. Сам Христос призывает к этому, когда говорит нам, что мы, как христиане, обязаны накормить голодного, посетить больного или заключенного, дать воды жаждущему.

Но мотивированная христианскими идеалами попытка создать утопическое общество всеобщего благоденствия или хотя бы и общество относительного благоденствия есть ересь. Совершенное общество, по мысли социалистов, все же должно быть создано при помощи государства, т. е. принудительно, силой закона, который рассматривается как средство обуздания греха. Поскольку идея закона была руководящей в ветхозаветном обществе, то и ересь утопизма оказывается искажением христианского сознания в сторону ветхозаветных представлений.

Совершенствование общественных отношений возможно ровно настолько, насколько возможно нравственное перерождение каждого отдельного члена общества. Рассчитывать же на всеобщее нравственное усовершенствование общества в результате социальных реформ – значит создавать новую (хотя она и будет уже старой и одряхлевшей) утопию. Эта утопия опасна, потому что во имя справедливости для всего общества может подавляться (хотя бы и "на время") справедливость для отдельного человека. Отдавать свою жизнь ради утопии – значит совершенно не верить в тот путь, на который указал нам Сам Христос Спаситель. "Христос, – писал Вячеслав Иванов, – реалист, потому что Он знает, что в борьбе добра и зла победа будет на стороне добра. Диавол – романтик. Он тоже знает, что победа будет на стороне добра, но он надеется и живет иллюзиями, что эту победу можно как-то отодвинуть, что она будет иметь не всеобъемлющее значение, а какое-то частное, относительное значение. В этом и есть его, диавола, злая романтика, его, если хотите, утопия".

Добро в мире может утверждаться только средствами добра, а не зла. Зло не может быть пригодно для творения добра, ибо какое может быть общение света со тьмой. Все государственные средства способны лишь удержать человека на какой-то стадии его развития, но не способны поднять общество до "новой земли и нового неба", которое когда-то увидит человечество.