Немецкий священник Манфред Дезелерс больше 20 лет живет в польском городке Освенцим у порога бывшей "фабрики смерти". Принимает гостей в католическом "Центре диалога и молитвы". Делится знаниями и соображениями – в том числе как автор диссертации о Боге и зле на примере биографии Рудольфа Гёсса, коменданта концентрационного лагеря Аушвиц. Но больше слушает: посетив государственный музей "Аушвиц – Биркенау", люди обычно настроены "выговориться".
Он приехал в Воронеж по приглашению регионального Центра устной истории сразу после открытия в Аушвице российской национальной экспозиции. Выставка была на реконструкции десять лет и не раз становилась яблоком раздора между специалистами и политиками РФ и Польши. Теперь эти споры, надеемся, тоже ушли в историю. Возможно, и туристов-россиян в Освенциме прибавится – сейчас их единицы. Всего же музей посещают порядка миллиона человек в год.
Что открывает нашим современникам фашистский концлагерь? Чем стал он для культуры и памяти – мировой, национальной, личной?
– Как вы, немец, оказались в Аушвице?
– Я поехал в Аушвиц на неделю как турист. Там-то и встали вопросы, которые заботят меня до сих пор. Затем было волонтерство в Израиле. Я познакомился с теми, кто пережил войну. Кто бежал от нацистов из Германии или Европы. Кто был узником концлагеря и носил на руке наколку-номер. Я понял, сколь глубоки нанесенные им раны и сколь важно работать для примирения.
Какое-то время я жил на родине, изучал теологию, стал клириком прихода близ Мюнхена. У этой общины были контакты с поляками, поездки в Аушвиц. (Германская конференция католических епископов инициировала диалог между немцами и народами-жертвами, в рамках которого в 1970 году был совершен знаковый политический акт: канцлер ФРГ Вилли Брандт преклонил колена перед монументом борцам варшавского гетто. – "РГ".) Я познакомился со священником из Освенцима, у которого обитаю по сей день. И подумал, что важно не столько говорить о примирении, сколько разделять друг с другом жизнь, взращивая взаимное доверие. Мне нравится польское выражение "слышать голос этой земли".
В Освенциме нужно не просто изучить его историю, но и в какой-то степени "прочесть" послание жертв. И, конечно, расслышать голос собственного сердца. В Аушвице сердце неизбежно спрашивает себя: "Как бы я действовало в тех обстоятельствах?"
– На всех ли посещение Освенцима действует одинаково?
– Каждый человек сопоставляет узнанное здесь с тем, что ему рассказывали родители и учителя, со своей структурой веры. У разных народов свои контексты восприятия. Для немцев память об Аушвице – прежде всего память о вине. Не личной, конечно, – уже мало тех, кто может ощущать себя непосредственным соучастником преступлений. Виновность тут – часть того, что о нас как о нации думают другие. И бессмысленно твердить, что ко мне лично это отношения не имеет. Нужно деятельно завоевывать доверие.
Для евреев Освенцим – крах их старого мира, когда они жили в Европе и на советских территориях, сталкивались иногда с антисемитизмом, но не могли предположить, что эта ненависть к ним станет столь тотальной и убийственной. Что Гитлер задумает "окончательно решить еврейский вопрос" в Европе, что цивилизованные и культурные немцы станут их отлавливать и вагонами отправлять в лагеря смерти. Большинство европейских евреев погибли. Представители этой национальности живут в основном в США и Израиле с сознанием того, что трагедия может повториться. Реакция на этот вызов – образование своего государства. В Аушвиц возят всех израильских школьников, офицеров армии и полиции. Кроме этого политического аспекта есть и религиозный: как Бог допустил такое уничтожение евреев? Это ведь было хуже, чем египетское рабство. Один из вариантов ответа – Государство Израиль возродилось, значит, Бог не забыл свой народ. Другой – нам не понять Бога, мы можем только доверять Ему. Быть может, Он плакал...
Польское видение Аушвица по-своему уникально. Оно связано в первую очередь с огромной ролью католической веры в общественном сознании этого народа. Возникновение Польши как государства неразрывно связано с ее крещением. В конце XVIII века страна исчезла с карты Европы, будучи разделена на немецкую, австрийскую и российскую части. Польская культура и язык пережили эти невзгоды в рамках Церкви. В 1918 году Польша возникла снова, в 1939-м снова была разделена. Поражение потерпела надежда на возрождение государства – но не вера. Среди польских католиков утвердилась идея самопожертвования во имя родины, во имя сохранения веры, любви и семейных ценностей, во имя Бога – с уверенностью в том, что за это рано или поздно воздастся. Эта вера в Польше до сих пор очень сильна, и символом такого отношения к жизни стал, в частности, святой Максимилиан Кольбе – польский монах-францисканец, который отдал свою жизнь за другого человека в Аушвице. Он олицетворяет победу веры и любви над миром зла и ненависти.
О российском взгляде на Освенцим мне говорить сложно: я дитя Запада и до недавнего времени имел очень смутное представление о Советском Союзе и России, об их понимании войны вообще. Центром вашей национальной экспозиции в музее "Аушвиц – Биркенау" всегда было освобождение лагеря советскими бойцами – в контексте освобождения Европы от фашизма. Новая выставка говорит и о советских узниках. В Польше сейчас так активно критикуют коммунизм, что почти не говорят о пострадавших в войне со стороны Советского Союза и выражают его гражданам слишком мало благодарности за освобождение. Мне кажется, это должно быть болезненным для российских ветеранов. "Советских" не любят – но ведь именно они освободили Аушвиц.
– Десятилетия прошли, а тема все еще будит старые обиды.
– Мы везде касаемся незаживших ран, связанных с нашей идентичностью. Нельзя сыпать на них соль, выспрашивая, как именно болит. Для лечения существуют врачи. Но это не значит, что всем остальным вообще ничего нельзя предпринимать. Отношения народов, затронутых Аушвицем, все еще "заживают", и мы бы хотели, чтобы доверие укреплялось именно там, где было подорвано.
– Вы упомянули о том, как на вопрос о Боге в Освенциме отвечают евреи. У христиан своя трактовка?
– В центре нашей веры стоит Крест и опыт покинутости, оставленности Богом – вспомните вздох распятого Иисуса: "Боже, Боже мой, зачем Ты оставил Меня?" И это ключ к моей надежде: Бог на стороне жертв, даже если они Его не видят и не чувствуют. Христос шел туда, где люди больше всего в Нем нуждались. И потому я убежден, что Он был и в Аушвице. Один узник-поляк перед казнью нацарапал на стене камеры крест. Маленький знак того, что даже в этом аду можно было найти Бога.
У любого человека есть достоинство. Его нельзя разглядеть под микроскопом, как пытались сделать нацисты, когда изучали различия рас. В него нужно верить. И в христианской традиции такая вера коренится в библейском сюжете о сотворении человека по образу и подобию Божьему. Господь живет в каждом и любит каждого. Эту любовь можно предать, став преступником. Однако Он не прекратит любить и ожидать нашего раскаяния. Поэтому мой ответ на вопрос: "Где был Бог в Аушвице?" – "В достоинстве жертв". Через него Он обращался и к совести преступников.
– В том числе к безжалостному коменданту Освенцима Рудольфу Гёссу?
– Да. Я проследил, как он чувствовал и вытеснял из души это беспокойство. Он не родился извергом. Обычная семья католиков. Но любви в доме не было. Мальчик боялся строгого отца и в 15 лет сбежал, стал солдатом-героем. А потом вышел из Церкви и обрел смысл жизни в псевдорелигии национал-социализма. На ремнях солдат вермахта стояла надпись: "Бог с нами" – так повелось со времен Первой мировой, и когда Гиммлера спросили, не стоит ли от этого отказаться, он ответил: "Мы верим в Провидение и являемся его проводниками". Как известно, нацисты рассчитывали утвердить "природное" превосходство сильной расы, "очистившись" от всего, что ослабляет народ: начиная с немецких душевнобольных, ставших первыми жертвами газовых камер, и заканчивая влиянием иудаизма и христианства с их традицией прощать грешников. Приняв эту псевдорелигию, Гёсс пожертвовал человеческим отношением к людям: эсэсовцам разрешалось испытывать к заключенным только чувство расового господства. И тем не менее в его автобиографии, написанной в заключении после войны, есть сцены, где Гёсс смотрит на узников как на людей. Он стоит на площадке, куда приходят вагоны с обреченными на смерть, и видит кричащую на него женщину, видит играющих детей. С какого-то момента эти картины начали неизменно всплывать в его сознании при встрече с собственной женой и детьми. Он подолгу мерил окрестности быстрыми шагами, скакал верхом, чтобы забыться. По сути, он функционировал, но уже не жил. Уничтожил собственную человечность. Бог был в Аушвице – во взгляде жертв на коменданта лагеря. Он стучался в сердце Гёсса, был ему немым укором. Но тот закрылся. Уничтожая узников, уничтожал в себе Бога. В этом отвержении и есть природа зла.
– Немецкому философу Теодору Адорно приписывают фразу: "После Освенцима нельзя писать стихов". Есть ли, по-вашему, вещи, невозможные после столь страшного опыта?
– Насчет стихов – те, кто выжил в лагере, как раз писали их, чтобы память обрела форму. Взять хотя бы творчество Пауля Целана. Если окружить проблему тишиной – тишина однажды превратится в пустоту. Аушвиц нельзя забыть. Вопрос в том, чтобы осознать нашу ответственность и ее меру. Я глубоко убежден в том, что "нельзя позволить Гитлеру одержать посмертную победу" – есть такая идея у философа Эмиля Факенхайма. Он говорил: если после Аушвица нет смысла быть евреем, то "окончательное решение еврейского вопроса" состоялось. Эти люди не должны были выжить – но они выжили и должны идти дальше. Им отказывали в месте на земле – теперь у них есть целое государство. Нацисты хотели уничтожить их религию – значит, особенно важно сохранить иудаизм. Хотели предать их забвению – теперь следует помнить. В людях хотели убить достоинство – теперь они должны быть его преисполнены. В моем понимании память об Аушвице не должна уничтожать веру в добро. Нельзя, чтобы после посещения Освенцима люди возвращались домой подавленными, обремененными ощущением зла и враждебности мира. Бывшие узники подтверждают, что это никому не идет на пользу. Смысл посещения мемориала – в том, чтобы осознать свою ответственность за будущий, лучший мир.
В музее есть витрина, заполненная волосами заключенных. Их нашли после освобождения лагеря – мешки срезанных волос. Было много споров: стоит ли их показывать или лучше предать земле. Потом решили, что все-таки волосы – не части тел. Такие "экспонаты" – символ отношения к людям как к материалу. В дело пускали как физическую силу узников, так и их вещи, и золотые коронки, и даже пепел от сожженных трупов. Глядя на витрину с волосами, я всякий раз внутренне кричу: "С людьми так нельзя обходиться!"
– Как вы думаете, почему, несмотря на массу сведений о преступлениях нацизма, эта идеология по-прежнему находит сторонников, в том числе в странах, пострадавших во время Второй мировой?
– Думаю, в основе нацизма лежит, среди прочего, сильнейшее человеческое искушение: "Я хочу завоевать мир, всем обладать и не иметь ничего общего с другими, а если они помешают, я их устраню". Этот соблазн – в уменьшенном виде – знаком каждому. И он не исчез с уничтожением нацистского государства. Поэтому очень важно наладить общественную систему на принципе уважения к достоинству любого индивида независимо от его согласия или несогласия со "мной". В теории это выглядит легко – как общая декларация прав человека. Но на практике декларации быстро забываются. Может быть, если взаимное уважение станет возможным для узкого круга людей, им удастся втянуть в свое пространство и остальных. Лучше ставить вопрос так: "Что должен предпринять я?" Иначе разговоры о том, что нужно вообще, позволяют бездействовать каждому в отдельности.
Cпустя 68 лет после того, как советские войска вошли на территорию нацистского концентрационного лагеря в польском городе Освенцим, 27 января в Государственном музее Аушвиц-Биркенау открылась постоянная российская национальная экспозиция, которая в течение нескольких лет была недоступна посетителям "фабрики смерти".
Один из сюжетов, представленных в экспозиции, повествует о том, как 6 ноября 1941 года группа из более чем 100 узников во главе с российскими военнопленными, прорвав окружение, свалив вышку и уничтожив охрану, вырвалась из лагеря смерти Аушвиц-Биркенау.
О том, какое значение для России имеет открывшаяся экспозиция, свидетельствует тот факт, что в церемонии открытия принимали участие, в том числе, спикер Госдумы РФ Сергей Нарышкин и министр культуры Владимир Мединский. На выставке "Трагедия. Мужество. Освобождение" показана история советских узников Аушвица – история не только выживания в нечеловеческих условиях, но и борьбы и героизма, а также освобождение концлагеря советскими войсками. Лаконичная по форме, с удачно сочетающимися мультимедиа и материальными объектами, с залом скорби, в котором можно в тишине осмыслить то, что происходило на этой земле несколько десятков лет назад. "Если мы хотим в себе сформировать ген противодействия нацизму, а его неоформы, неонацизм, сейчас почти общее место, и, к сожалению, очень часто встречается, нужно ехать в Аушвиц", – говорил "РГ" накануне открытия заместитель директора Центрального музея Великой Отечественной войны Виктор Скрябин, который курировал создание новой экспозиции. Размещенная в двухэтажном здании выставка позволяет не только заниматься научной деятельностью, но и привозить в музей группы школьников – то, что уже много лет делается другими государствами и не распространено у нас. Директор музея Аушвиц-Биркенау Петр Цивиньски посетовал в интервью "РГ", что посетителей из нашей страны приезжает так мало, что они даже не вошли в первую десятку: "В прошлом году в Аушвиц-Биркенау побывали 5 тысяч 800 россиян. Ваша страна оказалась между Сингапуром – шесть тысяч человек – и Хорватией – 4700".
Напомним, что музей на месте Аушвиц-Биркенау был создан в 1947 году. С 1961 года в блоке номер 14 размещается российская (советская) экспозиция.
Справка "РГ"
Лагерь в Освенциме (Аушвице) был построен в 1940 году и с 1942-го стал настоящей фабрикой смерти. Данные о количестве жертв разнятся, усредненное значение – свыше миллиона погибших. В 1947 году бывшие узники создали Государственный музей "Аушвиц-Биркенау", став его первыми сотрудниками и экскурсоводами. С 1979 года мемориал является одним из объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО.
Источник: Российская газета
